Александр Левенко

СКОРО ОСЕНЬ

рассказ

В Тоннельной балке поспел шиповник. Яркие оранжевые грозди сочными каплями повисли на длинных колючих гирляндах. Синие бусинки терна любопытными глазками подсматривали из переплетения веток. Узкая тропинка уходила в дубовый лес через абрикосовую посадку. В этом лесу стволы деревьев у корней украшали плотненькие аккуратные шляпки горчаков, сыроежки подстраивались по цвету под опавший дубовый лист, корявые рядовки лезли где-попадя из-под земли. Наглые сойки шастали по кустам, пугая молодых зайцев, белки досушивали на зиму ворованные из домашних садов фрукты, в голубом без единого облачка небе стремительно кружили стрижи.

...Труп лежал в яме. Одной из тех, которые по всему лесу в прежние времена накопали школьники на уроках «военки». Вокруг ямы невозмутимо и незыблемо стояли хрестоматийные замшелые с севера дубовые стволы. Тишина и покой. Вечный. Для лежащего в ненастоящем окопе.
В этом лесу, оказавшемся теперь среди городских зданий и расчерченном тропами, много чего можно найти. Шариковую ручку (почти новую), невесть откуда взявшуюся глыбу гранита, старое ржавое ведро.
Через балку протекали два ручья-речки, проходила и исчезала в тоннеле ветка железной дороги, в бывшем карьере снежными горами холмился чистейший Днепровский песок, а в небольшом озере ловились караси. В озере, конечно, валялись старые покрышки и металлический хлам. В балку уже вторглись огороды оголодавших горожан, она стал обычным местом для выгула собак и бега трусцой для тех, кто собак не любит и боится. И все-таки здесь в лесной чаще оставались дремучие уголки, почти нехоженые.
Вот в таком уголке, привалившись спиной к стенке окопа полулежал он. Труп. Раньше он был женщиной. Привлекательной для м у ж ч и н. Даже сооблазнительной. Когда она хотела того сама. Но предпочитала никому не давать. Потому что была холодна, как рыба. Но это выяснялось потом. А вначале: искристый взгляд, миловидные жесты, ласковый голос, хорошенькое личико. Выгодно быть именно такой.

В этом году на склонах балки все лето, до самого сентября, трава не выгорала на солнце. Цветов - море. Над ними клубятся стайки капустниц в брачном танце, одиночки махаоны оседлали цветущие будяки, толстые медвежата-шмели облагодетельствовали шарики клевера... Это вам не помойка у подъезда девятиэтажки - природа. Здесь все на месте. Все увязано. Упадет листок с дуба, другой, третий, сгниют, а на их останках возникнет из ничего зеленовато-серая сыроежка. Ее клюнет скворец, прибежит суетливый муравей.

Она не любила суетиться. Зачем? Все должно в жизни идти своим чередом, как в природе: вырастет листок, упадет с ветки... Сама того не подозревая, она жила ведомая инстинктом самосохранения. Ее действия вполне можно было назвать инстинктивными - без лишней суеты, драматических рассуждений, сожалений и прочей ерунды. Не удобно было сидеть на стуле, она пересаживалась на другой, меняя вместе со стулом место работы. Не устраивало меню на завтрак - отказывалась от меню. Вместе с ним и от мужа. Она быстро загоралась очередным увлечением - сыроедением, самодеятельным пением, велосипедом, сомнительным бизнесом, самолечением, парапсихологией, - так же быстро остывала до ледяной изморози и неприятия, чтобы опять загореться.

И вот что интересно: чем больше вокруг балки обживались люди, тем больше она отдалялась от города: больше становилось птиц, грибов, цветов, выше деревья. Она все больше вписывалась в городскую жизнь, и город никак не мог уничтожить лес, отравленное озеро через год опять оживало, и опять в нем ловились караси - а через километр в Днепре рыба не ловилась никогда. Хотя туда тоже сбрасывали всякую гадость.

Гадости у нее внутри не было. Юность она встретила восторженным колокольчиком. Окончила институт и одновременно выкормила сына.
Уехала от родителей в другой город, рассталась с мужем, перестала быть инженером, приобрела множество знакомых.
Сохранила некоторую независимость с железной логикой поступков. Никому ничего плохого не делала и зла не желала. Потому что инстинктивно чувствовала: как аукнется, так и откликнется.

В дубовом лесу эхо не прижилось. Кричи - не кричи. Может быть потому, что лес молодой, стволы деревьев не очень толстые. Между этими деревьями сейчас выгуливают коз. Существ добродушных, мирных и любопытных. И даже симпатичных. А еще из поселка приводят несколько коров, на лугу у слияния двух ручьев пасутся кони. Там большой заливной луг с прокопанными от ручья «венецианскими» канальчиками для орошения.
В центре луга две огромные ветлы. Одна - обычное дерево. Вторая - с покореженными, как в агонии, вывернутыми ветвями. Такое бывает с деревьями, если они растут в месте аномалии - в дурном месте.

Дурой ее никто не считал и никогда не называл. Она была аккуратной до дотошности и всегда делала то, что обещала. Очень ценное качество. Родилась и жила она именно в нашей стране. Поэтому зубы ее испортил кариес, желудок - гастрит, кровь у нее была плохая, внутренние органы постоянно барахлили. Но жила она именно в нашей стране и не обращала на это внимания. Сын у нее вырос здоровым и вполне удовлетворил призывную комиссию, после армии, не заезжая домой, женился и уехал в Петропавловск-Камчатский. Писал ей обстоятельные длинные письма красивым подчерком.
Она очень хорошо теперь представляла этот город у Тихого океана: морской порт, паром через бухту, скалы Три брата, хорошо различимые с обрывистых берегов. Черный вулканический песок на пляже. Сам пляж у сопки с древними пушками на берегу. Оказывается Крымская война велась и здесь! Местный гарнизон сражался с французским десантом, призвав на помощь местное население. В этой битве победителей не было, павших с обеих сторон похоронили на одном кладбище по разные стороны от часовенки. А еще она представляла ботанический сад на сопке с телевышкой, а на океанском берегу отлив с застрявшими в камных морскими звездами.
Зимой - снег и свою внучку, которая училась кататься на лыжах.
Но до Петропавловска-Камчатского было далеко, как до Антарктиды. А долететь туда можно было только на лучшем в мире транспортном средстве - деньгах. Денег не хватало. Иногда даже на хлеб.
Второй раз замуж она не вышла, не захотела. Время, в которое она жила, президент Украины называл сложным - а это означало, что заработать деньги на сносную жизнь практически нельзя. Если не входить в мафию, крутую фирму, банду, чиновничью среду.
Каждую среду она заглядывала по вечерам в клуб туристов. Но сама в походы никуда давно не ходила - из-за отсутствия денег.
В свои тридцать восемь она выглядела на двадцать пять без особого труда. В горном турпоходе могла тащить за плечами рюкзак весом под сорок килограмм. Любила вкусно поесть и поспать. Но иногда ей казалось, что жизнь - это скорый поезд. Не успеешь оглянуться, уже проехал. И что она случайно сошла на полустанке и отстала от этого поезда. Состава длинною в жизнь...

По железнодорожной ветке в тоннель уходили грузовые эшелоны с углем и металлом, пассажирские поезда южного направления, электрички и даже пригородный состав без электротяги из четырех вагонов на Лошкаревку. В балке была остановка пригородных электричек.
На высокой насыпи вдоль железнодорожного полотна в мае - июне благоухал чебрец, и по нему топали к поездам дачники с сумками на колесиках, лопатами, детьми.
Возле тоннеля в будочке обходчика поезда по расписанию встречал дежурный с флажком и в форменной фуражке. В остальное время он с домашними копался на огороде, кормил свиней, косил траву на лугу для коров. То же самое делал и его брат - сменщик. Две семьи жили размеренной патриархальной ведомственной жизнью и не заметили, как к их домикам подступил поселок, и они оказались внутри города, а не на богом забытой окраине.
С пригорка над тоннелем хорошо просматривался Днепр: широкая синяя, белая, голубая, грязная - в зависимости от цвета облаков, - лента за гребнем высотных домов, поднявшихся за лесом.
На левом берегу раскинулся Приднепровск с микрорайоном «городских» домов, крупнейшая в Европе ГРЭС, коптящей небо, и разноцветными квадратами полей до горизонта. Выделялась голубая колокольня церквушки.

Конечно, каждый смотрит на жизнь со своей колокольни. Это на смерть все смотрят практически одинаково. Об ушедших из жизни обычно вспоминают редко: жил-жил человек, и нет его. И только где-то там, внутри, остаются особенно памятны те, кто ушел в твоем детстве, родители, первые из твоих однокашников. Собственно, умирать при жизни никто не планирует. Она тоже не собиралась, вобщем-то. Все как-то произошло само-собой. Бывают случаи: попал под поезд, отравился грибами, сильно заболел. Так нет же! Захотелось получать две тысячи долларов в месяц. Очень захотелось. Честным трудом. Как дивиденды за ваучер,
Честным трудом. Это когда на проспект Гагарина выходят проститутки с таксой за услуги в десять гривен? Блажен, кто верует. Но зарабатывают же. Едят все, что хотят. Покупают квартиры и строят дома. Одеваются во все новое, а не приобретенное до перестройки в СССР.
Ей виделись два варианта: «вписаться» в действующую структуру (от «канадских» представителей до фестиваля Иисуса Христа) или пробиваться самостоятельно. Но как самостоятельно? Инженеры не нужны, а за семьдесят гривен ей не нужно, в секретарши не возьмут, бухгалтером трубить с утра до вечера за гроши не хочется.
Пробовала бегать по знакомым с рекламой моющих средств из Венгрии. Ах, заманчиво! Заняла денег и купила себе паст, порошков, чего-то в бутылочках.
Ну как? Как заработать? Где? Эта навязчивая идея, вызванная элементарной потребностью в деньгах, не давала спать. Она голодными глазами смотрела на товары в киосках и не заходила в магазины. Хотелось чуда. И не только ей одной. То же самое испытывали и желали тысячи людей на заводах и в учреждениях, тысячи «свободных» предпринимателей, по глупости не прибившихся к «волосатой руке» процветающего чиновника. Как? Как? Как? От этого тысячеголосого «как» над Днепропетровском даже рассеялся смог, и дожди перестали быть кислотными.
У нее уже не было денег на проезд в транспорте. Городскому трамваю исполнилось 1ОО лет. Билетики стали печатать цветными с золотым тиснением. Как обертки конфет. С номерами для лотереи. Но в лотерею она не верила никогда и ходила теперь пешком - ноги тренированные.

Тропинки в балке очень походили на тропы теренкура в здравницах. Хорошо утоптанные, плавно огибающие пригорки в лесной тени. Ходи и сгоняй жирок. Нагуливай аппетит. Тренируй ноги, выносливость организма. Эх, хорошо! Лето, солнце, цветы; зимой - сугробы снега, лыжи, санки. Красота!

Красота - дело рук человеческих. Иногда она сооружала короткую стрижку как у Лайзы Минелли, подкрашивала ресницы, одевала что-то старенькое вместо новенького. Тогда с удовольствием замечала, как ей смотрят вслед мужчины. И молодые, и старые. Вот, что значит быть в соку, в расцвете сил! Но обычно она ограничивалась холодным душем, небрежно дергала волосы расческой, не очень заботясь о внешнем виде, и становилась как все тетки. Отягощенные заботами и безрадостным существованием. Но даже тогда хотелось чуда. Даже именно тогда - больше всего.
Сколько вариантов проносилось в ее голове! В каждом из них она сама находила изъяны. Принца не встретишь, работа не подвернется, просто пачку денег на асфальте не найдешь...
Иногда ей приходила в голову мысль, что если она приведет себя в порядок, хорошо оденется, хлебнет для розовых пятнышек на щеках и... умрет - как она прекрасно будет выглядеть! Только не так, как она уже видела: в бассейне возле театра Шевченко плавал в полдень труп мужчины в дорогом костюме. Толпа зевак пялилась на него. А он лежал в воде ничком очень некрасиво.
Она все искала, искала варианты. Потом просто ждала. Потом перестала ждать. Купила болгарскую краску и французский лак для волос, свежий дезодорант, новые колготки: по вечерам уже стало прохладно - скоро осень.

...На деревьях не осталось ни одной абрикосы. Ягоды терна из сине-голубых превратились в черные. Шиповник обобрали любители лекарственных трав. Над тропинками в балке полетела паутина. Скоро осень.

12 августа 1997 года