Александр Левенко

ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА В ЧЕТВЕРГ

рассказ (из раннего творчества)

Мечта родилась в детстве под шарикоподшипниковый грохот самокатов, с воем проносящихся по тротуарам Гимнастической улицы до Комсомольской и дальше, к парку. У мечты имелись два настоящих колеса со сладко пахнущими резиновыми шинами, ослепительной сияющий хромированный руль, скрипучее седло...
И вот Александр Алексеевич восторженно тащит упирающуюся оранжевую машину с дряблыми полуспущенными шинами.
Складной уродец с декоративными пружинами амортизатора виделся ему невероятно элегантным и неестественно красивым. На аллее сквера Александр Алексеевич не удержался, взгромоздился в седло. Колени его поднимались выше руля и собственного подбородка - это уже дома, изучая инструкцию, он обнаружил, что и седло, и руль вначале закрепляются в нужном положении, и что при езде нога должна распрямляться полностью, а не напоминать очертания рыболовного крючка.
Велосипед предательски вилял передним колесом.
Жена Наташа смолчала. Чего Александр Алексеевич даже не заметил. Зато внучка пришла в такой восторг, что пришлось снять с руля зеркальце и отдать ей.
Он приподнял велосипед и сильно крутнул переднее колесо. Динамка заурчала, а фара радостно вспыхнула.
Александр Алексеевич собирался кататься регулярно - каждый день после девяти вечера. Он считал, что организм должен поработать перед сном, легкие основательно провентилироваться. А главное заключалось в том, что в темноте никто не узнает пенсионера Веткина, известного в призаводском районе если не каждому третьему, то каждому пятому.
Едва дождавшись, когда дочь с зятем ушли в кино, Александр Алексеевич чмокнул внучку Женечку в носик и оставил ее с бабушкой читать перед сном сказки, а сам, воровато озираясь, быстренько скатил по ступенькам велосипед, проклиная скрипучую дверь подъезда с басовитой пружиной.
Александр Алексеевич проживал в первом подъезде, что оказалось кстати. Судорожно нажимая на педали, он быстро свернул за угол, шелестя шинами по лужам. И его поглотила ночь.
Веткин довольно скоро понял, что если ехать быстрее, то получается лучше, велосипед не заваливается. Правда, когда он разогнался, то едва заставил норовистую машину повернуть. Но был за это немедленно вознагражден:
- Эй! Пацан! Куда едешь?! Уши надеру...
Встречный ветер тонко посвистывал в ушах пенсионера Веткина, чувствовавшего себя отчаянным мальчишкой. Он резвился и хулигански кричал в ночную темень сквера. Одинокие фонари стелили ему под колеса ватные пятна бледно-зеленого света. Чувствовал он себя великолепно и крутил педали с восторгом. Ноги по-молодецки гудели от напряжения, грудь распирало от восторга.
Веткин даже не заметил, как это случилось - пока он мчался по улицам, стало светлее. Дома раскрасились смутной голубизной, очерчивая блеклые их контуры выцвевшей любительской фотографии. Саша Веткин узнал эту улицу, улицу своего детства, дом, где он прожил четырнадцать лет, пока отец не получил новую квартиру.
А вот и арка подъезда напротив ликеро-водочного завода. В этой арке, задолго до его появления на свет стояли могучие металлические ворота из кованых прутьев - трудно представить, что когда-то дворы на ночь запирались.
Руль сам повернул в руках, и велосипед въехал под арку, проходящую под трехэтажным домом, выходящим фасадом на Гимнастическую. Александр Алексеевич вспомнил, что двор как-то заасфальтировали, но под колесами задребезжал гранитный булыжник....
Бабушка Маруся положила охапку щепочек под выварку, стоящую прямо посреди двора на черных закопченных кирпичах. Она вытерла руки о серый фартук и на всякий случай погрозила пальцем:
- Глядите мне, в огонь не лезьте, ошпаритесь.
Вода булькала в выварке, окутывая паром засмоленные пробки зеленых бутылок со свежим морсом.
- Кис-кис-кис,- позвала она ласково кошку Нюрку, почесав ее за ухом, и ушла в квартиру на втором этаже по крутой деревянной лестнице. В дальнем углу двора тетя Варя расправляла на веревке свежевыстиранную портьеру с вышитым посредине ярко-алым георгином. Бельевую веревку она подперла специальной длинной палкой с прорезью на конце. Палки эти хранились во дворе, и их тоже запрещалось трогать.
Валет, Обормот и Сашка сидели на корточках под тополем, прислонившись спинами к его рельефному серому стволу. Ребята смотрели сквозь забор, сколоченный из тощих досок, в соседний двор, где их враг Гога совершенно безнаказанно играл большим синим с красной полосой мячом в бабушкином палисаднике. Бабушка у него было строгой. А Гога считался редким жадиной и маменькиным сынком, не смотря на то, что его отец летчик, где-то далеко в Киеве.
Обормот вздохнул. Всем стало ясно и без слов, что ему очень хочется погонять мяч. Но мяча, настоящего мяча, ни у кого во дворе не было. Валет сплюнул в сторону. Взгляд, искоса брошенный им из-под натянутой на глаза кепки, красноречиво говорил: и дал бы я сейчас этому Гоге.
Во двор вошла лошадь, оглушительно стуча подковами по булыжнику. За ней следом вкатилась телега, доверху груженая березовыми чурками дров. Ребята вскочили, мгновенно забыв о Гоге.
Живая лошадь! Конечно, они видели лошадей каждый день, стоит только выйти на улицу. Но это издали, как в кино.
Лошадь громко фыркнула, покосившись на ребят черным влажным глазом. Ее зубы догрызали железку упряжи. Лошадиный глаз безмолвно просил хлеба с солью.
- Тпр-р-р-ру! Не балуй! - Для порядка солидно скомандовал извозчик. Он восседал на козлах в огромного размера брезентовом плаще, из которого выглядывала голова с сильно загоревшим лицом, поддерживаемая тощей шеей. Извозчик широко расставил руки, натягивая вожжи, потом привязал их к краю телеги, слез на землю, подошел к лошади, ласково, но властно, похлопал е по теплой морде.
- Не балуй...
Старая смирная лошадь с провалившейся спиной и мозолистыми ногами, на копытах которых болтались, позвякивая, стертые подковы, удивленно посмотрела на своего хозяина, пытаясь вспомнить, что означает «не балуй»! За древностью своих лошадиных лет она давно позабыла времена, когда была шаловливым жеребенком. Тихонько заржав, лошадь ткнулась мягкими губами в ладонь извозчика.
- Она хлеба просит! - подсказал Обормот.
На Обормота извозчик даже не посмотрел, только еще раз сказал «тпр-р-ру», и было неясно, кому он это сказал. Потом он повесил на морду лошади черную брезентовую торбу, и лошадь начала в ней что-то жевать, не обращая больше ни на кого внимания.
Мимо Веткина во двор вошел отец и весело свистнул Витьке-голубятнику:
- Вали сюда, сизарь, помоги разгрузить!
Виться спустился с веранда, как был, в майке и сатиновых шароварах, курил он что-то невероятно вонючее, приклеив сигарету в уголке рта.
- На заводе выделили? - поинтересовался он у Сашкиного отца, помогая ему и ребятам сбрасывать чурки на землю.
Извозчик стоял в стороне, задрав голову, дремал подставляя лицо солнцу. Из-за голенища его правого сапога выглядывала рукоять кнута.
...Грудь пенсионеру Веткину сжали воспоминания, он на мгновение задохнулся, и, оттолкнувшись от крошащейся красной кирпичной стены, знакомой ему до последней выемочки, помчался обратно. Он оставался никем не замеченный и невидимым для обитателей двора.
Он понял - произошло чудо или недоразумение. И сейчас, как человек практичный, думал только об одном: как успеть что-нибудь сделать, пока все это не окончилось. Поразмыслив, он решил, что мог бы завтра же привезти мяч. Настоящий футбольный мяч, который так и не удалось погонять с друзьями детства. Такой мяч, какой в те далекие времена невозможно было достать. Впрочем, «достать» - это появилось много позже.
Пенсионер Веткин уже не обращал внимания на прохожих, соседей, встреченных у подъезда.
- Накатался? - спросила жена Наташа и хотела добавить: ты бы еще на трехколесном... но сдержалась, порадовавшись за своего старика, как бы помолодевшего за последние полчаса.
На следующий день Александр Алексеевич ходил по магазинам, подбирая лучший футбольный мяч. Он купил его, сшитый из шестигранных кусочков в далеком Пакистане, с эмблемой олимпийских игр.
Вечером молодежь ушла в гости, жена с внучкой занялись своими неотложными делами, а Александр Алексеевич снова улизнул на улицу с велосипедом. К багажнику над задним колесом он надежно привязал пакет с мячом.
Августовская ночь звенела цикадами, благоухала фиалками клумб, в темно-синем небе метались летучие мыши. Александр Алексеевич Веткин нащупал ступней педаль, резко оттолкнулся от бордюра и свернул за угол. Зажурчала динамка, уронив перед велосипедом светящийся лимон, Александр Алексеевич поднажал. Но велосипед заупрямился. Он не захотел легко мчаться вперед, движение его даже замедлилось. Александр Алексеевич почему-то сразу взмок, руки задрожали, ноги не слушались. Он тяжело задышал, глотая теплый пряный воздух, сердце забилось невпопад, глухо и гулко, отозвалось глухим покалыванием. Неужели вчера перекатался?
Александр Алексеевич сполз с седла, добрался до лавочки у соседнего дома. Он сидел, долго рассматривал свой велосипед в слабом свете, льющемся из окон. Ему показалось, что велосипед выглядит даже лучше, чем вчера.
Чуда больше не было. Недоразумение разрешилось само собой. Он не успел. Но почему? Веткин с трудом затащил на второй этаж ставший непомерно тяжелым велосипед, пристроил его в коридоре и отвязал пакет с мячом. Внучка порадуется, мяч красивый.
Жена гремела посудой в кухне. В детской с чем-то играла внучка Женечка. Но вот распахнулась дверь, и прямо под ноги Веткину выкатилось велосипедное колесо с ярко-красной шиной.
- Женечка... Женечка, где ты вязла такую красивую игрушку?
Но Женечку больше интересовал пакет в руках деда. Внучка, конечно же, обрадовалась мячу.
- А! - на вопрос деда она ответила коротко. - Дяди. Ну, дяди!
Веткин побрел на кухню, одолеваемый нехорошими предчувствиями.
- Будем пить чай, - сказала ему жена.
- Ага. Приходил кто сегодня?
- Да шефы твои, совсем из головы вон! Забыла тебе сказать. Привет передавали. Все молодые, велосипедом заинтересовались, что-то подрегулировали даже, запасные детали принесли. Молодцы, не забывают!
«Ладно», - подумал Александр Алексеевич, догадавшись, что именно «шефы» исправили кем-то допущенную оплошность, ведь велосипеды делают и на оборонных заводах. - «Женька подрастет, научу кататься».
И он отравился мыть руки.
В коридоре жался к стене оставленный им велосипед. Александр Алексеевич понял, почему он выглядит лучше вчерашнего: окрашенные вчера красной эмалью, сегодня детали солидно поблескивали хромом.
Жена заботливо подала ему чашку и, погрозила внучке: дедушка устал, и ушла укладывать егозу спать.
Пенсионер Саша Веткин пил обжигающе горячий чай, не чувствуя его аромата, не ощущая вкуса - он был далеко отсюда, он мчался на велосипеде по улице Гимнастической, и под колесами урчала булыжная мостовая, Он съезжал вниз, к Комсомольской и дальше, к парку, под шарикоподшипниковый грохот самокатов. В его детстве так и не появился настоящий футбольный мяч...